– А вообще седни говорить ни о чем не станем. Иди-ка гадюку мне излови.

– Опять поясница болит? – озаботился Духарев.

– Не болит,– варяг неприятно усмехнулся.– У меня не болит. А у тебя – будет.

Несмотря на мрачный прогноз, худшие ожидания Духарева не подтвердились. Второй сеанс «иммунизации» прошел значительно легче, чем первый. Без бреда и почти без жара.

На обратном пути варяг решил научить Духарева «болоту». Система обучения у Рёреха была, как всегда, проста и эффективна. Он просто махнул рукой, указывая направление, и велел Сереге идти первым. Минуты через полторы варяг уже выуживал Духарева из трясины. Выудил.

В этот день они прошли не много. Зато Серега раз тридцать окунался в вонючую жижу.

На второй день варяг предупредил, что больше вытаскивать не будет. И нарушил обещание только один раз. Первый. И то не сразу, а когда Серегу уже по ноздри в трясину затянуло.

В этот день они прошли еще меньше.

На третий день варяг снизошел до объяснений. Суть их сводилась к тому, что иная кочка только выглядиткочкой. И что если опора выдерживает нажим черена, то это еще не значит, что она выдержит такую оглоблю, как Духарев…

Короче, обратно они шли не три, а полных семь дней. Причем три из этих семи дней почти непрерывно лил дождь. Зато на седьмой день Духарев уже топал довольно бойко и не провалился ни разу. Правда, с полудня они шли уже не по болоту, а по твердой, хотя и довольно мокрой земле.

Глава седьмая, в которой Серега Духарев узнает много интересного, например: почему старый варяг поселился в дубовом дупле

Вечера были самой приятной частью суток. Даже если ночью планировался не сон, а очередная тренировка, сразу после заката Рёрех и Сергей уходили на озеро, на песчаный мыс, где почти всегда дул ветерок, сносивший комаров. Серега высекал искру, разводил костер – он научился это делать в считанные минуты – жарил мясо или варил похлебку. Ужинали вчетвером: два человека и два горностая. Затем разговаривали. Вернее, старик говорил, а Духарев слушал. Иногда спрашивал – и варяг отвечал. Иногда.

Однажды к числу слушателей присоединилась русалка. То есть не то чтобы присоединилась, а выглянула из воды неподалеку. Рёрех, пользуясь воинской «азбукой для глухонемых», которую в свое время заставил вызубрить ученика, обратил Серегино внимание на «гостью», и Духарев несколько раз, исподтишка, на нее поглядывал. Разглядел, надо сказать, совсем немного; темную груду похожих на водоросли волос, синевато-белые пятнышки глаз… Но даже это немногое на некоторое время отвадило Духарева от ночных заплывов. Потом, правда, всезнающий Рёрех объяснил ему, что русалки боятся людей куда больше, чем люди – русалок. За исключением нескольких ночей в году. А иные водные обитатели, которых действительно следует опасаться, плевать хотели на какого-то там Серегу Духарева. Опять же никакая нежить не рискнет покуситься на человека, которому благоволят боги. Варяг, правда, уточнил, что по поводу Белого Христа, которому поклоняется Серега, ничего определенного сказать он не может, но ежели, например, человеку покровительствует тот же Волох, то ни леший, ни водяной, ни иная лесная нежить покуситься на человека не посмеет. Что же до здешнего божественного пантеона, то разобраться в нем оказалось не просто, но кое-что Духарев все-таки просек. Например, что есть – небо, а есть – Небеса. И есть свет, в частности свет солнца, которым «заведует» бог по имени Хоре. А есть Свет, с которым все более сложно, поскольку распоряжаются им коллегиально Стрибог, Дажьбог, Род и Перун. Причем первый, судя по всему,– и есть этот Свет, а последний, по мнению Рёреха, среди прочих единственный, с кем следует реально считаться, поскольку Перун-молниерукий и есть Небесный Воин, а следовательно, рангом повыше остальных. Но и с остальными ссориться не стоит. Серьезные ребята. Да и с мелкими племенными божками тоже препираться не стоит без должной причины. Особенно если пребываешь на их территории. Но это не значит, что уважающему себя воину пристало прогибаться перед каким-нибудь Радегастом. Да воину вообще прогибаться не пристало! Даже и перед самим Перуном. Не любит Перун согнутые выи. Перерубленные – другое дело!

Вообще мир, в котором жил Рёрех, а теперь, естественно, и Духарев, был густо населен всевозможными невозможными существами. К большинству из них варяг относился примерно так же, как домашняя хозяйка – к тараканам. То есть: гонять надо, но все равно обратно придут.

Серега до попадания сюда относился ко всякой мистике с обычным скептицизмом здорового неглупого мужика. Но кое-какие события, в частности тварюга, с которой он схватился в Дажьбогову ночь, существенно повлияли на его мировоззрение. К силам же, о каких толковал варяг, Серега относился практично. Примерно как к своей оставшейся в Питере потрепанной «восьмерке»: капризна, прожорлива, склонна ломаться и портить воздух, но ведь ездит же!

Короче говоря, русалки с лешими стояли в самом конце списка опасностей, угрожавших человеку в этом славном мире.

Духарев не спрашивал, как варяг потерял ногу. Он полагал, что вспоминать об этом тому не очень-то приятно. Еще Серега обратил внимание на то, что подошва уцелевшей ноги варяга покрыта сплошными рубцами. И как-то, в простоте душевной, поинтересовался, откуда они взялись. И варяг, тоже попросту, объяснил, откуда берутся такие рубцы.

Рёрех и его (!) дружина как-то взяли на щит один городок. Не здесь, далеко на Дунае. Штурм обошелся дорого, поскольку городок был крепкий. Но взяли. И добыча того стоила. Правда, десятую долю пришлось отдать киевскому князю. Тому, которого Олегом звали. Но это справедливо. Олег был сильный князь, мог и все забрать, а взял только десятую долю, а у тех, кто к нему в дружину пошел бы, вообще ничего, сказал, не возьмет. Но никто не перешел.

А когда возвращались, уже здесь, на Двине, налетел на них плесковский воевода. Тот, что нынешней киевской княжне Ольге был ближний родич, а у Олега-князя в большом почете был, и потому закон для воеводы не писан. Услыхал он, видно, что Рёрех с ватажкой большую добычу домой везут, и решил поживиться.

Рёреховских побили. Их было меньше, да каждый второй ранен, а у плесковского воеводы в дружине – три руки нурманов. Нурманы же биться всегда горазды, а когда золотом пахнет – в особенности. Без нурманов воевода напасть бы не рискнул. Рёрехова дружина – матерая. Все в железных бронях, ромейских, в бою взятых, щиты крепкие, мечи да секиры – лучшего железа. Из пятнадцати нурманов только шесть уцелели. А плесковских – половина. А Рёреховы, кто остались,– все полегли. Зато он сам и с ним еще четверо сумели уйти на большой лодье. Вместе с добычей. Ушли-то они ушли – по ночному времени. Да понимали – не надолго. В три пары рук – двое из-за ран грести не могли – от погони лодью не уведешь. Рёрех решил так: добычу спрятать, чтоб врагу не досталась, а дружинникам разойтись на четыре стороны. Сам же он остался в лодье, повел ее под парусом вниз по Двине, потянув за собой погоню.

Рёреха, конечно, догнали. Хотел он в реку прыгнуть – в доспехах враз на дно ушел бы. Не прыгнул. Решил в бою смерть принять.

Но погибнуть с мечом в руке варягу не дали. Подошли с двух бортов, набросили сети, взяли живым. И нурманам отдали, чтоб те вызнали: где добыча спрятана? Нурманы же пытать умеют…

Тут старик прервал рассказ для того, чтобы обратить внимание ученика на важность этого самого искусства: языки развязывать. И примерно полчаса разъяснял, как, где и чем следует жечь и резать, чтобы добиться максимального эффекта, и какие увечья наиболее результативно ломают упорство пытуемого. Особо предупредил о нежелательности нанесения ран, «несовместимых с жизнью», а равно – о необходимости наладить психологический контакт с допрашиваемым. Иной раз страх действует надежней боли. Главное же – завоевать доверие пытуемого. Измученный человек подобен ребенку, то есть склонен искать защиты и поддержки. Даже у палача. Если время позволяет, сломать можно почти любого, авторитетно заявил варяг. Даже того, кто боли не боится, а радуется. Или пытуемый все расскажет – или умом тронется.